• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта
Контакты

Адрес: Покровский бульвар, д. 11, корпус T, Москва, 109028

Тел.: +7-495-580-89-19

E-mail: icef@hse.ru

Как добраться >>

Руководство
заместитель директора по академическим вопросам Замков Олег Олегович
Заместитель директора по науке Никитин Максим Игоревич

О сложностях моделирования нерационального поведения

Алексей Белянин, доцент, зам. директора МИЭФ по науке, на примерах объясняет тонкости преподавания Экспериментальной и поведенческой экономики в МИЭФ >>


Алексей Белянин, доцент, зам. директора МИЭФ по науке:

Я дал каждому студенту в моей группе некий зашифрованный текст, который нужно расшифровать. По итогам они получили определенное количество баллов. Те, кто расшифровал точнее, получили больше. Затем я случайным образом, по жребию, утроил нескольким студентам полученное ими количество баллов. А затем предложил всем студентам «инвестировать» свои баллы в определенные проекты. Оказалось, те, кто получил меньше, склонны вкладывать меньшую долю от своего «заработка», а самыми «щедрыми» оказались те, чьи баллы утроились.

— Алексей Владимирович, какие курсы вы преподаете?

— Студентам четвертого курса бакалавриата МИЭФ я читаю Experimental and Behavioral Economics (Экспериментальная и поведенческая экономика) и Industrial organization (Теория отраслевых рынков).

— В чем заключаются особенности преподавания в МИЭФ? Какие специфические трудности связаны с курсами, которые вы преподаете?

— Трудности на моих курсах — в общем те же, что и в целом в МИЭФ. Дело в том, что это совместная программа НИУ ВШЭ и London School of Еconomics (LSE). В конце каждого курса все студенты сдают экзамен, программа которого составляется LSE. Экзамен основан на британских представлениях о том, что студенты должны знать и уметь. И эта программа не включает некоторые интересные и полезные, на мой взгляд, разделы. Я, конечно, все равно рассказываю о них студентам. Но поскольку на внешних (лондонских) экзаменах это не спросят, мне приходится дополнительно мотивировать их. Это не очень просто, но необходимо.

Вот, к примеру, экономика рекламы. В Лондоне эту тематику вообще не считают нужным затрагивать. Но наши выпускники часто идут работать в крупные компании, занимающиеся торговлей потребительскими товарами, – такие, как Procter&Gamble, Unilever и т.д. Мне кажется, им полезно знать, какое воздействие реклама оказывает на поведение потребителя, как она убеждает людей совершать нерациональные поступки и как можно моделировать такое поведение.

Другой очень полезный раздел, который мало изучается, — структурные эконометрические методы в теории отраслевых рынков. Это эконометрические модели, основанные на теоретических моделях и непосредственно вытекающие из них – моделей, описывающих различные модели поведения фирм и потребителей в конкурентной среде. Такие модели можно применять для решения самого широкого круга приложений. Возьмем, допустим, рациональный выбор способа передвижения по городу, что более чем актуально для Москвы. Из дома до работы можно добираться на общественном транспорте, по фиксированным тарифам, или же на автомобиле, где и цена различается, и в пробках придется постоять. Какой из способов передвижения выберут потребители? Оказывается, его можно не только измерять, но и предсказывать с помощью специального класса структурных моделей.

— А какие разделы дисциплин, которые вы преподаете на четвертом курсе, представляют наибольшую сложность для студентов?

— Кроме уже упомянутых, можно выделить сложности двух типов. Во-первых, есть чисто формальная сложность освоения определенных моделей, частично выходящих за уровень бакалавриата. И, во-вторых, сложности возникают, когда нужно объяснить связь теории с практикой.

И теория отраслевых рынков, и поведенческая экономика — это, прежде всего, науки о поведении. То, что мы рассматриваем не поведение вообще, но поведение экономических агентов, – не так важно. С помощью тех же или аналогичных моделей можно рассматривать поведение не только потребителей или фирм, но практически любые ситуации, в которых людям приходится принимать решения. Так, моя студентка выполняла проект по медицинской тематике со следующей основной гипотезой: чем более оптимистично настроен тяжелобольной пациент, тем более благоприятной с точки зрения течения болезни будет его стратегия по отношению к своему недугу. Пациент может выполнять все предписания врача, а может игнорировать половину из них, может регулярно приходить на обследования, а может пропускать их и т. п. Каждая линия поведения, или стратегия, конечно, обусловлена рядом факторов: объективным состоянием здоровья, темпераментом, личностными характеристиками и проч. – однако она в любом случае является предметом индивидуального выбора точно так же, как выбор потребителя или фирмы.

Любое поведение, в том числе поведение экономических агентов, далеко не всегда рационально: в том, что делают даже очень разумные люди, велик элемент игры, случайности, глупости. Экономистов, однако, по традиции учат, что экономический агент всегда рационален, это часть нашей экономической картины мира. В своих курсах я обращаю внимание именно на эти не стандартные с экономической точки зрения, но реальные ситуации, когда экономические агенты проявляют свою нерациональность, или когда рациональность их поведения неочевидна.

Можно сказать, что и сложность этих курсов в том, что многие вещи, которые мы изучаем, расходятся с картиной мира, ставшей привычной для студентов за три года учебы в Вышке.

— Как вы учите студентов выявлять неочевидную рациональность поведения экономических агентов?

— На примерах из практики. Приведу мой любимый пример — продажа билетов.

Был финальный концерт группы «Роллинг стоунз». Спекулянты продавали на них билеты по 200 фунтов, а официальные промоутеры — по 60. Вопрос: почему бы промоутерам не поднять цены на билеты, если есть спрос? Зачем отдавать деньги спекулянтам вместо того, чтобы взять их самим?

Та же история с билетами на футбольные матчи. В английской премьер-лиге есть ведущие клубы – «Манчестер юнайтед», «Арсенал» и т.д. А есть клубы попроще – «Уиган», «Эвертон», «Ридинг»... У кого дороже билеты? У клубов попроще. В 2012 году самый дешевый билет на матч «Манчестер юнайтед» можно было купить за 30 фунтов, а на матч «Ридинга» - за 37 фунтов. Почему «Манчестер юнайтед» не поднимет цены на билеты, когда какой-то «Ридинг» продает свои билеты дороже? На первый взгляд, с экономической точки зрения, и в случае с футбольными клубами, и в случае с рок-концертами, ситуация выглядит очень странно.

В действительности оба случая имеют одно экономическое обоснование. Ни «Роллинг стоунз», ни «Манчестер юнайтед» не живут продажей билетов. Зато они продают огромное количество всевозможной атрибутики — маечек, кепочек, кружечек и прочего. Одна майка с символикой — 50 фунтов, при себестоимости хорошо, если в 5… Маржа там фантастическая. Рядом с ней прибыли спекулянтов — ничто.

Хорошо, но почему все равно не продавать билеты подороже, спросит студент-экономист. Да потому, отвечаю я, что человек, который покупает билеты на футбольный матч по 200 фунтов за штуку, скорее всего, не будет покупать себе маечку за 50 фунтов — это уже зажиточные, состоявшиеся люди, и вся эта атрибутика у них уже есть. А вот молодежь, которая не готова платить такие деньги за билет, может раскошелиться еще и на маечку за 50 фунтов, и все равно останется в плюсе. И это не говоря о том, что именно молодые, энергичные и горластые зрители прежде всего создают ту незабываемую атмосферу массового мероприятия, которая обеспечивает популярность клуба или группы и приводит в фирменные магазины новые толпы фанатов, жаждущих опустошить прилавки.

— А какие математические модели представляют наибольшую сложность для студентов?

— Очень сложные модели описывают опять-таки нерациональное поведение фирм, потребителей и т.д. Сложность их в том, что они требуют своеобразного мышления. То, что фирма стремится максимизировать прибыль, – это азбучная истина. Ситуация с билетами, которую я описал, тоже в конечном счете сводится к азбучным истинам — это примеры ценовой дискриминации второго рода. Но есть ситуации, которые к ним не сводятся. Могут быть товары, которые вообще не приносят потребителю заявленной пользы — и тем не менее рынки этих товаров существуют годами.

Самый простой вариант такого товара — ложные лекарственные препараты, или плацебо. Возьмем то же лечение насморка. Как учит нас народная мудрость, если его лечить, он проходит за семь дней, а если не лечить — за неделю. При этом врачи и клиники оказывают услуги по его лечению и берут за это деньги, а пациенты охотно оплачивают такие услуги. Почему?

Ответ дает известный эксперимент с плацебо, когда испытуемых сначала били током, а потом давали таблетку, якобы притупляющую боль. На самом деле это была пустая оболочка. Но большая доля испытуемых чувствовала, что при следующем ударе током такой же силы боли они испытывают меньшую боль, чем до приобретения плацебо-таблетки. Люди верят в то, что оно работает, потому и платят за товар, объективно не приносящий заявленной пользы.

— Как вы объясняете такие модели студентам?

— С помощью экспериментов. Током мы, конечно, никого не бьем, но вот в экономические игры — играем. Скажем, есть еще одна сложная тема — общественные блага. Люди в разном объеме вкладываются в производство общественных благ. И те, кто больше вложил в производство общественного блага, часто потом считают, что должны получить это благо в большем объеме. Заплатил высокий подоходный налог — дети имеют больше возможностей для бесплатной учебы. Откуда берется такое мнение?

Мы провели эксперимент. Я дал каждому студенту в моей группе некий зашифрованный текст, который нужно расшифровать. По итогам они получили определенное количество баллов. Те, кто расшифровал точнее, получили больше. Затем я по жребию утроил нескольким студентам полученное ими количество баллов. Просто случайным образом. А затем предложил всем студентам «инвестировать» свои баллы в определенные проекты. Оказалось, те, кто получил меньше, склонны вкладывать меньшую долю от своего «заработка», а самыми «щедрыми» оказались те, чьи баллы утроились. На следующем этапе игры проекты принесли «отдачу», вот только разделить ее было нельзя. Пользоваться — только всем вместе. И тут оказалось, что те, кто вложил больше, считают, что имеют право на приоритетный доступ, даже если они не «заработали» свои баллы. Человек помнит о некоей «справедливости» при первом вложении в общее дело, но на следующем этапе уже забывает о ней.

Вероятно, при так называемом «отмывании» денег имеет место в том числе и такой психологический эффект: владельцы «отмытых» денег как бы «забывают» о том, что средства были нажиты незаконно.

Я считаю, что личное участие в экспериментах и играх дает возможность на себе почувствовать природу изучаемого явления и служит хорошим подспорьем в изучении экономики.

Беседовала Екатерина Рылько/ федеральный образовательный портал ЭСМ