Интервью с выпускником МИЭФ, снявшим полнометражный фильм
Как в твоей жизни появился МИЭФ и как – кинематограф?
Я закончил школу с золотой медалью, при поступлении выбирал между экономическим факультетом МГУ и факультетом МИЭФ и в итоге выбрал программу двух дипломов в НИУ ВШЭ. Учась на третьем курсе, я увлекся актерским мастерством и прошел конкурсный отбор в актерскую школу театра «МОСТ» (бывший студенческий театр МГУ) и какое-то время провел в его стенах. Потом был театр “Smile” – там я ставил разные антрепризы. То есть на любительском уровне я довольно много занимался актерством и театральной режиссурой в студенческие годы.
В 2016 году один из моих друзей, профессиональный актер, прислал мне короткометражку, в которой он сыграл главную роль. Ее бюджет был буквально десять тысяч рублей, тем не менее они с этим фильмом достаточно неплохо поездили по различным фестивалям, и я воодушевился, узнав что за небольшие деньги можно снять фильм, который будет принят на профессиональном уровне.
Что это был за фильм, подтолкнувший тебя к решению стать режиссером?
«Младший». Это короткометражка, она есть в сети. Я точно помню Фестиваль независимого кино и еще пару других зарубежных фестивалей, на которых она побывала. Поэтому первым моим мотивом был максимализм: хочу попробовать так же! Материал на тот момент уже был: я планировал постановку антрепризного спектакля по повести Куприна «Яма» на современный манер. Но после того как я посмотрел короткометражку, я вспомнил про эту задумку и мне показалось интересным рассказать эту историю не театральным языком, а именно в формате киноязыка. В общем, это, наверное, было скорее эмоциональным решением, чем рациональным. И в итоге мы втроем – я, моя одноклассница и еще одна девушка из Эстонии – сели писать сценарий.
«Яма» Куприна экранизировалась уже три раза: первый раз еще до революции, затем в советское время, в конце перестройки, и, наконец, несколько лет назад вышел сериал по мотивам книг Куприна. Почему для съемок своего первого фильма, хотя это и адаптация, ты выбрал именно это произведение?
Трудно объяснить… Настолько сильно оно меня зацепило. В принципе, из всей литературы, что я прочитал (а в школьные годы я читал достаточно много), Куприна я прочел достаточно поздно, кажется, уже в магистратуре. Меня настолько это зацепило, потрясло, что ли. Куприн еще очень кинематографичный на самом деле – вот почему я почувствовал, что не в театре хочу его ставить, а на экране, то есть он так написан, что его легко адаптировать. Кстати, интересно, что на фестивале «Амурская осень», в котором мы принимали участие, была актриса, которая играла в 
советском фильме «Яма» 1990 года – Ирина Цывина. Не знаю, ходила она на показ или нет, но точно знаю, что была на церемонии открытия. И даже когда мы шли по красной дорожке, Сергей Новожилов, организатор фестиваля, секретарь Союза кинематографистов России, ее специально упомянул.
В общем, мы начали писать сценарий – писали его втроем: я, моя одноклассница, и потом подключилась еще третья девочка. И самое удивительное, что я до сих в жизни с ней ни разу не встречался: мы общались только в формате скайпа и переписки, так как она живет в Таллине. Мы кинули клич в социальных сетях о том, что пишем сценарий и нам нужна помощь, а она как раз сценарист – так мы друг друга нашли. В итоге написали сценарий, дальше снова кинули клич в социальных сетях, но уже для актеров и операторов. В общем, было очень непросто собрать команду, так как все делалось, по сути, на энтузиазме, без оплаты.
Какой все-таки бюджет у твоего фильма и где ты брал средства на съемки?
Основной источник финансирования – это краудфандинг: тогда он еще работал, хотя это и было тяжело. Общий бюджет фильма, включая препродакшн, продакшн, постпродакшн и продвижение через агентство составил около четырехсот тысяч рублей. Несмотря на такой скромный бюджет, в фильме, например, звучат песни экс-солистки группы «Ленинград» Юлии Коган. Мы даже смонтировали для нее клип по мотивам нашего фильма на песню «Падает тихо с неба вода». У клипа сейчас уже более 200 000 просмотров на ELLO – крупнейшем российском музыкальном канале на YouTube. Если же говорить о сценарии, то, несмотря на то, что его писали не профессионалы, он получился достаточно цельным, хотя у кого-то и могут возникнуть вопросы по финалу.
Актеры тоже были непрофессиональные, раз они не получали оплату?
Нет, актеры, наоборот, как раз все были профессиональные, за исключением двух-трех ролей второго плана. Все главные роли играли актеры и актрисы театра на Малой Бронной, театра «Бенефис» и театра Джигарханяна. Да, они не получали оплату, но им понравился сценарий, их заинтересовала сама идея. Хотя, конечно, собрать их всех было нелегко. Сложно было доказать, что ты имеешь право попробовать сделать это хотя бы раз в жизни!
Но, видимо, глаза горели, поэтому все мне поверили, и мы начали работать. Съемочных дней у нас было двенадцать, то есть все происходило очень-очень быстро. Снимали фильм мы в июне-июле 2016 года, а потом у нас было какое-то время на постпродакшн – цветокоррекцию и озвучивание. Ну и дальше финальный шаг для любого авторского кино – отправка фильма на фестивали. Мы делали это через агентство CinePromo: получили прокатное удостоверение, выполнили все формальности – и начали отправлять.
На какое-то время мы про все это забыли, потому что большинство кинофестивалей как раз летом-осенью и проходят. Потом пошли отказы-отказы-отказы, и мы подумали, что что-то, наверное, у нас не получилось. Тем не менее, мне удалось показать фильм ряду профессионалов из киноиндустрии. В частности, мне удалось добиться встречи с Андреем Кравчуком, режиссером «Викинга». Здорово, что режиссер такого уровня открыт к общению с начинающими коллегами, что с ним можно было связаться, можно было показать свою работу, по которой он дал свои комментарии — это очень воодушевляет. Беседа с Андреем Юрьевичем помогла мне в работе над следующим фильмом, который мы закончим этой зимой. Это короткометражка с Игорем Верником и Анной Большовой под названием «Два одиночества».
В общем, можно сказать, что мы уже отчаялись, и тут пришло письмо о том, что нас отобрали на фестиваль «Амурская осень» в Благовещенске. Я посетил фестиваль в сентябре этого года и лично представил картину зрителям: была красная ковровая дорожка, был показ фильма в огромном кинотеатре на триста мест, картина получила весьма теплый прием. Да, мы не заняли призового места, но для меня это очень важная ступенька в личном движении, подтверждение того, что работа была проделана не зря, и что я двигаюсь в верном направлении, поэтому можно пробовать заниматься этим дальше. Ну а 10 ноября состоялся официальный релиз нашего фильма на платформе онлайн-кинотеатра ivi.ru – своего рода финальная точка в истории съемок.
В повести Куприна речь идет о проблеме проституции в одном из городов на юге Российской империи – твой фильм представляет собой ее адаптацию. Как все это было перенесено в современные реалии и что в итоге получилось?
Мы сохранили структуру произведения Куприна: очень много линий, героинь и героев. У Куприна этих сюжетных линий больше – у нас их, грубо говоря, четыре. Все эти линии пересекаются: героини встречаются друг с другом, мы раскрываем каждую из них, показываем ее путь. Финал мы опять же не стали придумывать, а взяли его у Куприна, и у нас он тоже не более оптимистичный. В общем, у нас очень много точечных отсылок, но одна сюжетная ветка нами придумана полностью с нуля, и она основная.
В описании фильма на сервисе «Кинопоиск» указано, что это фильм «о проблемах, которые не решаются столетиями, а вы решили о них прокричать». О чем вы прокричали в этом фильме, кроме того что «проституция – это плохо»?
А в том-то и дело, что мы не кричали, что проституция – это плохо: в нашем фильме она не показывается как зло. В повести Куприна ее, наверное, можно интерпретировать как зло социальное, но в современном обществе, уже, по-моему, нет такой большой критичности к этому явлению, а во многих странах она попросту легализована. В общем, в фильме это явление не осуждается и не оправдывается. Можно сказать, что мы старались его исследовать, что, наверное, является и преимуществом, и недостатком этого фильма. То есть, так как это первая работа, местами нам, возможно, не хватало мастерства в плане художественности, но интересно было именно исследовать это явление, разобраться в его причинах и последствиях. И еще в нашем фильме, как ни странно, очень много лирики – были комментарии от зрителей, что ее, возможно, даже слишком много.
Ты сказал, что у тебя скоро выйдет короткометражка. Правильно ли я понимаю, что чаще всего в качестве дебютной работы снимается как раз короткометражный, а не полнометражный фильм?
Бывает по-разному, но, как правило, начинают действительно с формата короткого метра, клипов или роликов. Но именно в плане производства, чисто технологически авторский короткий метр от полного ничем не отличается. Например, в коротком метре у меня было задействовано даже больше актеров, чем в полном, потому что в нем была еще и массовка (я снимал детей в школе). Разница в сценарии, подходе и драматургии, потому что в двадцать минут классическую историю с началом, кульминацией и развязкой уложить гораздо проще, чем в полный метр. По крайней мере, мне в плане сценария короткий метр дается легче. Грубо говоря, сложнее удерживать внимание зрителя полтора часа, чем двадцать минут. Разница для меня только в этом.
Но классически действительно так сложилось, что сначала человек снимает короткий метр, затем еще один и еще, потом его замечают, дают ему денег – и он снимает полный метр. А мы, получается, такая команда энтузиастов, которая захотела снять именно полнометражный фильм даже не потому, что мы просто взяли и захотели, а потому что мы друг друга нашли. Нам всем была интересна идея, заложенная в этом сценарии, нам понравилась тематика, нам было интересно работать вместе, нам было интересно снимать – и, в принципе, мы довольны результатом.
А что все-таки самое сложное в съемочном процессе?
Самое сложное – найти свой киноязык. Когда я снимал полный метр, я вообще не знал, что такое киноязык и как с ним работать. Я работал по интуиции, на ощупь, как слепой котенок. То есть я смотрел какие-то фильмы, у меня было ощущение, как я понимаю эту действительность и этот мир, как я его чувствую – это я и пытался отразить в своем фильме. Сейчас, уже пройдя 
определенный путь, поработав с Игорем Верником, Аней Большовой, познакомившись с Андреем Кравчуком, походив по мастер-классам, съездив на фестиваль, конечно, я понимаю, что все не так просто и что, если ты хочешь заниматься этой профессией, то надо учиться, надо владеть какими-то ремесленными навыками. Банально, но чтобы нарушать какие-то правила, надо их знать. Соответственно, самое сложное – это найти тот язык, которым ты рассказываешь свою историю. Я до сих пор пытаюсь разобраться, что такое киноязык, я понимаю, что это самое главное, но это сложно. А сложнее всего – найти свой.
Например, ты смотришь фильмы Тарантино или Гая Ричи и понимаешь, что это – Тарантино, а это – Гай Ричи. Это и есть киноязык, то есть ты их всегда отличишь. На Фейсбуке есть забавный ролик про то, как известные режиссеры снимали бы одну и ту же историю, и ты сразу по почерку отличаешь, что Майкл Бэй – это одна история, Тарантино – другая, а Гай Ричи – третья. То есть самое сложное в съемочном процессе – это найти свой язык, то как ты преподносишь историю зрителю, чтобы читалось твое авторское отношение к материалу.
Этому можно научиться? Точнее, можно ли этому научить?
Пока не знаю – я сам нахожусь в поиске. Научить этому, наверное, нельзя – можно только как-то самому эти вещи открыть, найти, нащупать. И вот это самое сложное. А какие-то производственные аспекты... Конечно, у кого-то бывает психологический барьер, например, те же выпускники ВГИКа зачастую очень долго не снимают даже короткометражки: они четыре года смотрели величайшие произведения кинематографа, они понимают, что так они точно никогда не сделают – и не решаются сделать вообще никак, очень долго подбираются к этому. Но если окунуться, то за те же полгода интенсивного погружения вполне можно освоить технические нюансы. Но секреты мастерства кроются в деталях, и их можно изучать годами, наверное, всю жизнь. И это, конечно, затягивает. Театры, кино – это такая штука, которая вызывает абсолютное привыкание и зависимость. Это факт. Поэтому когда мы закончили полный метр, то буквально через полгода уже начали готовить короткий и сейчас заканчиваем работу над ним.
Что будет дальше?
Сейчас мы озвучиваем «Два одиночества»: озвучиваем актеров, записываем фоновые шумы и в январе начнем рассылать фильм по фестивалям. А в мае планируем снимать третью работу – это будет уже комедия. То есть, если первые две работы были больше в жанре драмы, то сейчас мы хотим попробовать себя в жанре комедии, потому что он более востребован и находит больше отклика у зрителя. Если посмотреть последний «Кинотавр», то среди короткометражек больше всего как раз комедий, а не драматических произведений. Пока что я делаю работы в формате независимого, авторского кино. Как дело пойдет дальше – сложно сказать, посмотрим.
Но кино ведь не приносит тебе никакого заработка?
На текущем этапе нет, поэтому параллельно я работаю в Сбербанке. И короткий метр я уже снимал полностью на свои деньги и ни копейки ни у кого не брал! В этом-то и прелесть, что я ни перед кем не отчитываюсь и могу позволить себе делать так, как я хочу и чувствую.
Чем ты занимаешься в Сбербанке?
Я работаю в Центральном аппарате Сбербанка в Отделе внутренних коммуникаций Штаба HR.
Интересно, когда ты при этом успеваешь находить время для съемок?
Всегда по-разному. «Яму» мы снимали нон-стопом за две недели, когда у меня был отпуск, а «Два одиночества» делали уже только на выходных. Подготовительный период обычно всегда растягивается на достаточно длительное время, и, как правило, есть возможность вечерами или в те же выходные дни писать сценарий, общаться с актерами, набирать команду. Но команда сейчас, к счастью, у меня уже есть и специально набирать никого не надо. Если же говорить об актерах, то кастинг обычно проходит в формате беседы – где-нибудь на Старом Арбате, в «Кофе Хаузе».
Неужели можно за полчаса, сидя в «Кофе Хаузе», понять, годится человек на роль или нет?
Не знаю, может быть, я поступаю не очень правильно, но я ни разу не делал кастинг в привычном понимании этого слова, когда ставится камера, дается текст, даются так называемые «предполагаемые обстоятельства» – и человек должен «сыграть». Но «сыграть» – плохое слово... В кино надо просто жить.
Никита Крыльников, специально для МИЭФ НИУ ВШЭ